– Да, довольно забавная история.

– Ты еще не слышал ее финала, господин Панноний.

– Я знаю этот анекдот. Оставшись без хозяев, осел, принадлежавший монахам, начал громко реветь, после чего Дракула распорядился посадить на кол и злосчастное животное.

– Дикие нравы варварских мест! Скажи, твоя милость, а как ты, поэт, оцениваешь поэму господина Бехайма?

– Мне ближе лирика, нежели политические сатиры.

– Не скромничай, господин поэт, кто при дворе не слышал твоих эпиграмм! Как говориться, не в бровь, а в глаз. Везет тем, кому Бог даровал красноречие, – они-то никогда не пропадут, всегда нужные слова подыщут. Вот и сочинение о злодеяниях одного валашского изверга тому свидетельство.

– Красноречие и многословие не одно и тоже, твоя милость, господин Бакоц. На мой взгляд, описание банальных злодейств не заслуживает поэмы в тысячу строф.

Ян Панноний [32] – моложавый высокий мужчина с худым лицом и подстриженными под кружок волосами – поспешил покинуть разговорчивого собеседника, не вступая в обсуждение модной литературной новинки. Тревожные мысли, владевшие поэтом, никак не соответствовали веселью очередного праздника, устроенного королем Матьяшем. В этот ласковый вечер летний дворец в Вишеграде, поражавший своей роскошью и размерами, был ярко освещен, повсюду звучала музыка, толпились изрядно выпившие гости. Матьяш обожал, когда его называли щедрым, и старался придать пышность и блеск каждому своему действию. Официальный прием организовывался в честь венецианских послов, но дипломатический этикет был давно отброшен в сторону, и встреча превратилась в обычную развеселую пирушку. Впрочем, мнивший себя тонким ценителем искусства король не желал, чтобы мероприятие свелось лишь к празднику чревоугодия и пьянства и, как обычно, задавал тон, беседуя с гостями о возвышенном и прекрасном. «Прекрасным» являлась новая поэма Михаэля Бехайма, посвященная кровавым похождениям Дракулы Воеводы. Матьяш Корвин любил потчевать иностранных гостей историями о своем опальном вассале, оказавшемся на поверку настоящим исчадием ада. Король лично рассказывал анекдоты каждому вновь прибывшему к венгерскому двору путешественнику или послу, однако теперь, благодаря стараниям стихотворца, у короля появился еще один «весомый аргумент», ведь стихи звучали намного выразительнее прозы. Сильно захмелевший король сегодня был в ударе, с удовольствием зачитывая на память понравившиеся ему строфы, особенно финал поэмы, в котором осуждалась небывалая тирания Дракулы, в конечном счете, приведшая его к краху. Каждая цитата завершалась восторженными репликами присутствующих, восхищавшихся талантом пиита, а самое главное, – божественным даром декламации, присущим венгерскому королю.

Сиявший тысячами огней дворец отражался в спокойной глади Дуная, представляясь тем, кто находился на расстоянии от него, подобием волшебного видения. На скалистом берегу реки пахло влагой и свежей травой. Ярко светила луна. Ян приблизился к обрыву, остановился, окинув взором прекрасный, наполнявший душу щемящим восторгом пейзаж. Природа была величественна и свободна, а люди жили в своем маленьком грязном мирке, не замечая ничего вокруг. Панноний хотел остаться в одиночестве, очиститься от атмосферы пьяного угара, но его уединение оказалось недолгим. Вскоре Ян услышал за спиной знакомый голос:

– Вряд ли король будет доволен твоим отсутствием, Ян. Он хотел поговорить об организации университета в Буде…

– Ах, дядя, когда я смотрю на этих грубых людей, не имеющих никакого представления о подлинной культуре, то думаю, что в Венгрии не будет ни науки, ни образования, ни искусства.

Дядя Паннония, Янош Витез поспешно приложил палец к губам. В полутьме нельзя было разобрать выражения его лица, но в жестах сквозила настороженность. Тот, кого большинство придворных считало могущественнейшим человеком в Венгерском королевстве, вовсе не чувствовал себя спокойно.

– Идем к гостям, Ян. Не будем огорчать своим отсутствием его величество.

– Мне надоело слушать лжецов и лицемеров! Мне надоело слушать этот бред о Дракуле! В такое время…

Жесткая рука Витеза сжала плечо племянника:

– Поэма написана недурно, а главное – она понравилась нашему королю.

Янош Витез боялся. С каждым прожитым днем он чувствовал, что теряет власть, а его положение становится все более шатким и ненадежным. В такой непростой ситуации канцлер не хотел раздражать Матьяша опрометчивыми действиями и старательно демонстрировал верность монарху. К осмотрительности он призывал и своего пылкого племянника.

– Поторопимся же друг мой, его величество не любит ждать.

– Да, иду… – бросив печальный взгляд на серебрившуюся в лунном свете излучину великой реки, Панноний покорно поплелся во дворец вслед за Витезом.

Дядя с племянником провеселились всю ночь, покинув летнюю резиденцию Корвина лишь на рассвете следующего дня и почти сразу же отправившись в дорогу. Панноний возвращался в город Печ, епископом которого стал по протекции своего дядюшки еще в двадцать семь лет, а Витез ехал дальше в Белград, где его ждали какие-то важные дела, которые он старался не афишировать. Только в пути, вдали от столицы, они могли обсудить то, что волновало обоих, но о чем они не решались говорить во дворце, где даже стены имели уши.

– Когда Матьяш, придя к власти, отстранил от дел Михаила Силади, я думал, что мальчик поступил правильно. Но я забыл, что предавший одного союзника рано или поздно предаст остальных, – заговорил Витез, провожая взглядом проплывавший за окном экипажа ландшафт. – Мне довелось быть воспитателем Матьяша, я знал мальчонку с рождения, но, похоже, недооценивал его. В нем течет кровь Хуньяди, физические недуги ослабили ребенка, но не изменили. Птенец оперился, вылетел из гнезда. Матьяш сын своего отца, и этим сказано все.

– Янош Хуньяди имел много пороков, но он боролся с турками, и люди чтят его за это, как святого. А Матьяш… Находясь при дворе, я только и слышу гнусные истории про валашского князя, которого он сгноил в темнице без суда много лет назад. Такой военачальник, как Дракула, мог бы возглавить армию крестоносцев и оттеснить врага от границы, а может, даже и разгромить. Но пока все складывается совершенно иначе – глупо, нелепо, преступно! Венгрия в опасности, и все это происходит по вине короля, который не думает воевать сам и держит в темнице человека, однажды уже сумевшего испугать султана Мехмеда!

– Тише… – Витез поморщился. Разговор вроде бы не могли подслушать, но канцлер, участвовавший в незаконном аресте Дракулы, сразу занервничал. – Зачем тревожить забытые имена, Ян? Это словно духов умерших вызывать.

– Забытые имена! Если бы в шестьдесят втором «справедливый и мудрый» король пришел на помощь Дракуле, мы бы жили сейчас совсем в другом мире! Матьяш Корвин – трус! Он боится и Рим, и Константинополь, и папу, и султана! В угоду неверным он пленил валашского князя, а теперь старается выслужиться перед святым престолом и оправдать свое бездействие, устроив совершенно бесполезный поход против гуситов. Но папе нужна не иллюзия борьбы с отлученным от церкви королем Подебрадом, а реальные действия против Османской империи. Корвин избран, как борец с неверными, и сейчас те дворяне, что выбирали его, недовольны преступным бездействием своего избранника. Матьяш ведет Венгрию к катастрофе!

Как и все поэты, Ян Панноний не умел скрывать чувств, горячо и бесстрашно отстаивая свои взгляды. Витез был осторожнее, но думал так же как и его племянник. Утвердившись на троне, Матьяш постепенно вышел из-под контроля своего бывшего гувернера и избрал новый стиль руководства, решив, что король наделен абсолютной властью и что закон для него ничего не значит. Матьяш превратил канцелярии и Королевский совет в формальные органы, пассивно оформляющие его указы. В серьезных, прежде всего финансовых делах он предпочитал полагаться на собственную тайную канцелярию, а не на официальную службу делопроизводства, находившуюся под контролем совета. В большой канцелярии нередок был недобор служащих, тогда как в тайной вакансии моментально заполнялись в основном простолюдинами, от которых при необходимости несложно было избавиться. Расходы двора постоянно росли, налоги повышались, что порой приводило к бунтам, казна была пуста, хотя финансовые поступления – велики. Матьяш утверждал, будто бы тратит деньги на содержание армии, но она, как и во времена его отца занималась самообеспечением, грабя богатые земли на западе от Венгрии. Король отличался щедростью лишь по отношению к самому себе – он возводил роскошные дворцы, не жалел денег на произведения искусства и книги, наслаждался жизнью, игнорируя смертельную угрозу для страны, исходящую от Османской империи. Это привело к резкому падению популярности Матьяша в королевстве и к тому, что самые могущественные из его подданных стали открыто обвинять его в тирании.