– Михне уже лучше. Сегодня всю ночь крепко проспал и лобик не такой горячий. Бог даст, он скоро поправится.

– Да, надеюсь.

Он хотел, чтобы вернулось прошлое. Хотел, чтобы рядом с ним стояла Лидия, а впереди их ждала долгая жизнь. Но время не могло идти вспять, и ничего уже нельзя было изменить…

– Все будет хорошо, с этого дня все изменится, – Дракула похлопал сына по плечу. – Больше мне не придется подписывать письма «Ладислаус Дракула», теперь для них я Влад Воевода, князь земли валашской.

Не в силах скрыть радостное возбуждение, Дракула несколько раз прошелся по комнате, снова остановился перед сыном:

– Вдумайся, Влад, какой договор нам предстоит заключить – венгерский король, князь Молдовы и претендент на престол, пока не имеющий ни власти, ни денег, на равных заключают союз. В этом договоре три равноправных стороны, три участника и один из них – Влад Воевода. Союзники нуждаются во мне, они прекрасно знают, что султан боится только одного человека, и этот человек – я. Понимаешь?! Матьяшу пришлось признать мою роль! Венгерский король, молдаване, Ватикан, все, кто хоть что-либо смыслит в политике, понимают, что только Влад Воевода может остановить неверных! Эти лицемерные интриганы признали свое поражение, они назвали победителем меня! Справедливость восторжествовала, Бог на моей стороне. Я выдержал все испытания и теперь я буду диктовать условия! Я вышвырну Лайоту из Валахии, верну трон, а потом пойду дальше – освобожу от гнета неверных Болгарию, Сербию, войду в Константинополь, водружу крест на купол святой Софии! Я, Влад Воевода! Этот день – начало новой жизни, в которой все будет идти по законам справедливости! Бог защищает меня и указывает верный путь! Больше меня не посмеют называть злодеем и убийцей, больше не будет грязи, клеветы, обмана…

Дракула осекся на полуслове. Он понимал, что говорил слишком много, что князю не престало столь бурно выражать эмоции, сопровождая слова излишней жестикуляцией, но ничего не мог поделать. Все эти годы он нес груз ложных обвинений, все эти годы его подвергали несправедливым нападкам, а он не имел возможности даже слова сказать в свое оправдание, не мог защитить свою честь.

– Ладно, Влад, ступай, мне надо просмотреть еще кое-какие документы, – со смущением в голосе проговорил Дракула. – Доброй ночи!

– Доброй ночи, отец!

Юноша покинул комнату, и князь остался один. Печаль вновь легла на его лицо, возбуждение сменила усталость. Влада тревожили мысли о Штефане. Он знал, что скоро должен увидеться с ним, и предстоящее свидание внушало страх. Он не представлял, как будет говорить со Штефаном, не знал, что испытает, увидев предателя, которого прежде считал своим самым близким другом. Он вспоминал лучистые, ясные глаза «брата», его прямой, казавшийся эталоном честности взгляд…

Шум за дверью заставил встрепенуться – поздний час был временем незваных гостей и опасностей. Но вот дверь распахнулась, и на пороге предстал тот, о ком Влад думал все последнее время.

– Штефан? – Дракула поднялся навстречу, не веря своим глазам, которые часто подводили его в последнее время.

– Влад!

Князь Молдовы шагнул вперед, но резко остановился, не зная, как вести себя дальше, и какой прием ему будет оказан. Тишина затянулась, было слышно только потрескивание свечей, да дыхание двух человек, смотревших в глаза друг друга.

– Я не ждал тебя сегодня, – нарушил молчание Дракула. – Завтра мы официально заключим трехсторонний антиосманский союз и тогда…

– Я не смог дождаться утра. Пришел тайно, один без охраны.

– Ты рискуешь. Здесь много убийц, готовых напасть из-за угла.

– Только не в твоем доме. Я верю тебе, Влад.

Князь резко отодвинул стул:

– Не думаю, что нам уместно говорить о доверии.

– Но Влад, мы вновь союзники…

– У нас общий враг – лишь это скрепляет наш союз. В политике не бывает друзей. Ты преподал мне хороший урок политической целесообразности, брат.

У молдавского князя были все такие же ясные, лучистые глаза:

– Послушай, Влад… То, как я поступил с тобой в шестьдесят втором… Это самая страшная ошибка, за которую я обречен расплачиваться всю свою жизнь. Я проклинаю тот день и час, когда принял решение атаковать Килию. Незаживающая рана напоминает мне об этом и по сей день. И я знаю – это не случайность, не оплошность лекарей – это клеймо позора и предательства, это – кара Божья! Влад, тогда я был молод и глуп! Я позарился на легкую добычу, я поступил, как последний дурак и негодяй…

– Думаешь, если я прощу тебя, рана заживет? – Дракула говорил с улыбкой, но его глаза слишком ярко блестели в свете свечей. – Тогда прими к сведенью – я давно простил тебя, Штефан. Судить может только Бог. Каждый из нас несет слишком тяжелый груз собственных грехов, чтобы быть судьей другому.

– Влад!

– Мы обречены быть союзниками. Не стоит отягощать наши отношения старыми конфликтами. Случилось то, что случилось.

– Я молю о прощении!

– Ты же давно его получил. Что еще? Доверие? Не проси меня о нем, Штефан! В этой жизни нельзя доверять даже собственной тени.

Они проговорили еще довольно долго, обсуждая дальнейшие планы и общую линию поведения. Но Влад, для которого вопросы политики оставались одной из немногих тем, способных вызывать живой интерес, на этот раз был рассеян и порой во время беседы умолкал, думая о своем. Собеседники рассматривали действия Венгрии и Польши, позицию Ватикана и Блистательной Порты, говорили об интригах бояр и настроениях, царивших в Валахии, а Дракула думал только о Штефане. Этому бесчестному человеку ни в коем случае нельзя было доверять, но Влад все еще любил образ, созданный в его душе – образ Штефана – мальчика, а потом и юноши, открытого, искреннего и… беззащитного. Это была иллюзия, вымысел, несбыточная мечта, но это было и частью мира Дракулы, частью его души. Любят не людей, а образы, созданные собственным воображением – их боготворят, им вверяют свою судьбу. Когда-то он наделил Штефана чертами верного товарища, брата, и вот теперь этот человек вновь вошел в его жизнь, воскрешая любимый образ. А Влад боялся одиночества, боялся пустоты, хотел, вопреки здравому смыслу, отдаться иллюзиям. Что, если Штефан раскаялся и действительно стал другим, что, если можно склеить разбитый сосуд? Или всегда надо помнить о том, что раз предавший человек, обязательно предаст снова?

– Влад, о чем ты задумался?

– Что? – откликнулся он, возвращаясь к насущным проблемам.

– Я говорил, что венгерскому королю все же придется раскошелиться и вложить в дело те деньги, что когда-то папа Пий II ассигновал на крестовый поход.

– Даже не надейся! Матьяш никогда, ни при каких обстоятельствах не расстанется с деньгами. Он скорее ухитрится подзаработать и на этой кампании. Он воюет только с целью обогащения. Война – это деньги… А нам приходится платить жизнями и кровью за независимость. У каждого своя судьба.

Разговор продолжался, – впереди была еще целая ночь – черная, звездная, августовская…

Несмолкаемый лай собак, ржание лошадей, громкие голоса охотников, обсуждавших удачную добычу, нервировали короля. Матьяш не получил никакого удовольствия от травли зверя, сегодня его не возбуждали ни страх загнанной добычи, ни запах свежепролитой крови. Охота, затеянная как развлечение, напротив, навевала дурные мысли, – король очень живо представлял, что может испытывать обложенный со всех сторон зверь, гонимый на верную смерть. Матьяш боялся мести, прекрасно понимая, что она будет справедливой и беспощадной.

– Твое величество, позволь…

– Отстань, – отмахнувшись от придворного, Матьяш слез с коня, решительным шагом направился во дворец.

Он так торопился, что даже не переоделся, не снял перепачканный охотничий костюм, представ перед матерью в заляпанных грязью сапогах, с растрепанными кудрями и мрачным взором.